О чём?

Глава первая,
Где люди не понимают друг друга без слов.

-О чём ты думаешь? - приглушённо спросила Лада после пяти минут тупого молчания.
-Меня бесит этот вопрос… - сонно отозвался Иван и устремил свой взгляд в стакан с портвейном.
-Бесит – потому что не знаешь что ответить?
-Возможно, ты права, а если б тебя спросили?
-Видимо я бы просто сказала: не о чём…- Лада со вкусом затянулась из деревянного самодельного мундштука.
-Если бы я так ответил – это было бы неправдой, потому что мы всегда о чём-то размышляем. Я не люблю врать, просто не хочу говорить, а за частую – просто не могу восстановить в памяти свою последнюю мысль.
-Выходит – я вру.
-Я так не говорил. Мне ты можешь и не врать, но себя ты в этом случае обманываешь, - многозначительно заявил Иван и молча посмотрел в окно.
Это бессмысленное молчание в старенькой кухне хрущёвки продолжалось с самого утра. Этот момент наступает, когда все разговоры уже исчерпаны, но сигареты и портвейн ещё остались, и нет желания уходить домой.
Было уже темно, когда в маленькую Ванину квартирку стала собираться его компания. Всю ночь играли на гитаре, всю ночь пили дешёвое пиво, портвейн, всю ночь курили сигареты по червонцу за пачку, и всем было хорошо. Но рано или поздно наступает сырое утро, и рано или поздно мы все уходим домой, но обязательно найдётся человек, который захочет остаться и сидеть в «разгромленной» квартирке, допивая остатки портвейна за пустыми разговорами. Но согласитесь, есть в этом что-то?
И вот, Лада с Иваном сидели на ободранных табуретках и пустыми сонными глазами смотрели на мир, и мир смотрел на них пустым весенним утром. Хотя для многих людей это уже был уже день, полный забот и радостей, для ребят на кухне он был тяжёлым и безрадостным, некрасивым и пошлым, с тяжёлим мрачным воздухом и чувством безвременности.
-А что мы будем делать сегодня вечером? Завтра воскресенье, сегодня суббота… Что делать-то будем, Квадратный? Э-э-й! Квадратный, Ваня?! Не спи – замёрзнешь. – Лада нарушила густую тишину и ткнула в Ванькин спящий бок пустым мундштуком.
-А, да, я уже тут. Не знаю. Хотя… Нас тут в центр пригласили выбраться. Предлагаю поехать сегодня вечером. В клубы позаглядываем, посидим где-нибудь. У тебя деньги есть?
-Нет, - мрачно отозвалась Лада – она знала, чем закончится этот разговор.
-Ох, чёрт, надо же Оксанке позвонить, она и так давно хотела в центр, да и деньги у неё будут, - глаза Квадратного загорелись, и он потянулся к телефонному аппарату. Оксанка была формальной девушкой Ивана, виделись они не столь часто - она появлялась далеко не на всех Ванькиных мероприятиях, но он любил Оксанку, и когда речь заходила о богемной тусовке, Ксанка была тут как тут.
-Ксаночка! Здравствуй, детка. Ну, как оно? Ну, хорошо, хорошо. Слушай, девочка, вечерком в центр рвануть? Как смотришь? Ну, замечательно! Хорошо, хорошо.… Через часик придёшь? Ну, отлично, солнышко. А, а мы с Ладой сидим, она осталась после вечера. А, да, да. Нет ничего, всё в порядке, детка.. Ну пока, пока, девочка, пока. – Ванька довольный повесил трубку и прикрыл глаза.
Лада грозно запихивала сигарету в мундштук: она злилась на Оксанку, она злилась на Квадратного, но больше всех она злилась на себя за то, что она сейчас злилась на богемную Оксанку и на Квадратного, который сидел перед ней, предвкушая удачный вечер.
-Хочешь, сыграю что-нибудь? - предложила Лада, но Иван лениво махнул рукой и налил себе ещё портвейна…

Глава вторая.
Где люди не понимают себя.

Было уже зябко, и Лада стояла одна у подъезда, поминутно ёжась и выдыхая тёплый воздух в замёрзшие ладони. Фонарь нервно дрожал у неё над головой, пытаясь влить хоть часть своего мерзкого блёклого света в сумерки колючего весеннего вечера. Лада ждала Ивана и Оксану.
-Ксаночка, ну извини, ну, ну так получилось. Ну, как, мы же друзья, она ведь постоянно с нами, когда ты поймёшь?! – в конце улицы сквозь холодящий воздух раздался приглушённый мужской голос. Лада сразу же узнала голос Ивана. Через долю секунды из густых сумерек показались две фигуры.
-Здравствуй, Лада, - равнодушно бросила высокая худая девушка в чёрной тонкой куртке.
-Привет, Ваня. Оксана, - Лада сделала как можно более приветливое лицо и достала пачку с сигаретами из кармана потёртого чехла с гитарой. Закурив и не вынимая сигарету из зубов, она глухо предложила, - пойдёмте?
Трое тёмных фигур зашагали вниз по улице к автобусной остановке. Остановка была такая же, как и сотни других остановок: с изрисованными грязными стенами, разломанными лавками и пробитой шиферной крышей. От такой остановки веяло противоречием: днём она была слишком многолюдна, и появлялось желание её обойти, чтобы не встретить лишнего знакомого, а стоило только стемнеть, как ни одна живая душа не появлялась около неё, и эта будочка с тремя стенками была так одинока, что хотелось бежать от неё, боясь заразиться этим одиночеством.
Сейчас, в сумерках, рядом с ней стояли три человека и курили, ожидая автобус. Их кололо холодным ароматным воздухом в лицо и раскрасневшиеся уши, но они вдыхали его вперемешку с густыми сумерками, сигаретным дымом и газами из выхлопных труб, проезжающих куда-то вперёд, машин. Весенний вечер был катастрофически одинок и грустен, но у этих трёх он вызывал восторг и восхищение, так как жизнь шла вместе с ними, она не шла, она летела: а на большой скорости сложно выполнять даже малейшие манёвры, точнее, их гораздо сложнее выполнять, чем большие повороты. Летя по скользкой дороге, любое движение может стать критически-решающим,
тебя может развернуть, подбросить, занести на соперника или в кювет. Но для этих трёх, такая гонка есть не больше чем их каждый обычный день.
Пришёл полупустой вечерний автобус. В это время он уже не так сильно забит бабушками, в это время там устало сидят «чисто-русские» мужики, которые едут после затянувшейся работы или затянувшегося послерабочего вечера к своим работящим жёнам в тёплую квартиру, чтобы поужинать, почитать газету, посмотреть телевизор. В этом же автобусе могут ехать задорные молодые люди, домой или проводить вечер в компании друг друга.
Оксана, Иван и Лада встали на площадке около окна. Грязный пол автобуса чавкал под ногами чёрной слякотью, с потолка падал свет автобусных ламп, знаете, такой, оранжевый и болезненный. Лада облокотилась на поручень вдоль окна и приникла лбом к холодному запотевшему стеклу. Она напрягала взгляд в твёрдую темноту, в которой периодически блуждали длинные столбы фонарей. Автобус ехал из пригорода в самый центр жизни. И если в это время то место, откуда двигался автобус, было уже безлюдно и опустевши, то в центре жизнь только начиналась, и этим троим было суждено влиться в эту жизнь – хоть на время, но влиться, почувствовать себя в ней, а не в затхлом стоячем воздухе рабочего пригорода. Так думала Лада, прижавшись лбом к заляпанному стеклу автобуса, увозящего её в жизнь. Ещё она много о чём думала, но если бы у неё спросили «О чём она сейчас думает?», то не смогла бы Лада восстановить в памяти свою последнюю мысль.

Глава третья.
Где жизнь смешивается с людьми.

-Лад, мы приехали! - Иван осторожно потрепал за плечо припавшую к стеклу девушку с гитарой.
-О, точно. Извините, задумалась, - очнулась Лада.
-Интересно же о ком? - ехидно пробубнила Оксана. Лада сделала интеллигентное лицо, приняв вид, будто не услышала этой издёвки.
-Ладно, уже пол девятого, предлагаю отправиться в «Подкову», нас там должны ждать, - Квадратный взял Оксанку под руку и притянул по направлению к маленькой улочке.
В «Подкове» было темно и страшно накурено, из совкового музцентра исходили звуки, напоминающие раннюю «Алису», за столами сидели ребята совершенно разного вида, но все они пили пиво из больших стеклянных кружек и курили что-то ужасно мерзкое и дешёвое.
В воздухе висели души этих людей, а сами они сидели, пили и мололи глупости. «Когда они выйдут отсюда, они станут другими, души к ним вернуться»,- подумала Лада. Но её мысли не были закончены – на неё с величайшей приветливостью сзади накинулся Роман и радостно начал её расцеловывать. Поняв, что это свои, Лада также радостно поприветствовала Романа под никнеймом Бас. Баса знали и любили многие в этой тусовке, свой никнейм и уважение «товарищей по партии» он получил именно в силу отменной игры на бас-гитаре, Романа приглашали на записи песен и альбомов, его приглашали на выступления и концерты, всегда слушали его мнение, и ни одна тусовка не обходилась без его присутствия. К Ладке он относился просто замечательно, постоянно твердил, что они одной музыкальной крови и обязаны «заниматься взаимным донорством», так как Лада вдохновляет его на подвиги, а он должен одновременно вдохновлять и Ладу. Также у Баса была девушка: отношения их были непонятны, она не любила его, он не любил её, но уже пол года они были вместе. Мара периодически жила у Романа, спала с ним, каждый день они были вместе. Но при всей этой идиллии все знали, что у Мары был ещё кто-то, да и Роман не страдал отсутствием женского внимания.
-Где ночуем, Ладочка? – с необъяснимой радостью спросил Бас.
-Да где выйдет. Откуда ж я знаю, оно всегда по-разному, получается… - задумчиво произнесла девушка
-Раз так, оповещаю – все после клубешников заваливают ко мне, потом – кто куда. Вас у себя оставляю.
-Замечательно… Ой, Марочка, здравствуй! - Лада увидела девушку, пробирающуюся к ней сквозь толпу, - Ну, как оно?
-Отлично! Солнце, какими судьбами? Вы не сказали, что к нам собираетесь! Ну, ничего, я всё равно рада!
Мара трясла Ладину холодную руку, восторгаясь её внешним видом. А Лада смотрела на неё с какой-то необъяснимой тоской. Да, они были хорошими подругами, да, вот уже на протяжении нескольких лет они знали друг друга. А сейчас Лада надела на себя вежливую улыбку и одобряюще кивала головой, но где-то глубоко была такая непередаваемая тоска. Она не давала ей спокойно вздохнуть и заставляла смотреть на всех вокруг с завистью.
Сколько всего могло произойти за те две недели, которые девушки не виделись…
Лада понимала прекрасно – много. Ведь так как живут в городе надо уметь жить. Каждый день – жизнь, смерть; каждый день – ссоры, любовь; каждый день – враги, друзья. И ты, такой маленький вертишься во всём этом, тебя куда-то уносит и кружит, а тебе, может, уже стало плохо, но ты продолжаешь вертеться и никак не можешь этого остановить.
И Лада себя чувствовала до отвратительного плохо, ощущая, что она пропускает что-то, что всё пробегает мимо неё. А с другой стороны, может всё не так плохо? Ведь большая часть всего случившегося – ничего хорошего за собой не принесло. Но Лада не могла в данный момент делить жизнь на хорошее и плохое, ведь это была ЖИЗНЬ. Жизнь, в которой жил кто-то другой, но не она.


Глава четвёртая.
Где жизнь делает из людей толпы и окна.

«Подкова» была полна людьми только около часа, где-то в районе девяти все потихоньку стали рассасываться по клубам.
У Лады в тот момент не было никаких обоснованных желаний, она просто шла вслед за всеми. Душа её по-прежнему висела в дымном воздухе «Подковы», сама же она всего лишь следовала за толпой.
Улица была холодная, тёмно-синяя, фонари опускали пирамиды блеклого белого света на мокрые тротуары, по которым шли десятки людей, наступая необдуманно твёрдо на чёрный грязный хребет сонного города.
Квадратный с Оксанкой шли молча в обнимку, Бас и Мара настойчиво рассказывали Ладе о последнем концерте в «Арене», куда все сейчас держали путь. Вряд ли она их сейчас слышала, хотя всем своим видом показывала тщательное внимание, кивая головой и делая вдумчивое лицо.
«В «Арену», так в «Арену», - думал каждый, хотя никто не был ни за, как, впрочем, никто не был и против, - просто надо провести выходные, просто надо развеяться, - хотя всем было не до веселья, каждый был в напряженье, но ни по какому-то поводу, а каждый был в своём личном, внутреннем напряжении, какое случается необоснованно, но с каждым. Просто каждый шёл со всеми вместе. Эдакое стадо, но, собственно, зачем же так негативно описывать всё это. Вполне стандартное явление, не так ли?
Вот так все и добрались до «Арены», нехотя, но и без возражений.
Вся толпа остановилась около входа, обклеенного мокрыми бумажными афишами, неаккуратно намазанными клеем. Кто-то сел на сырые ступеньки и закурил, выдыхая в густой воздух сигаретный дым вперемешку с горячим дыханием. Лада посмотрела в небо, посмотрела на мокрые афиши, в воздух и себе под ноги бессмысленным пустым взглядом.
- Ладочка, что с тобой? – Мара взяла подругу за холодную руку, - Ты как себя чувствуешь?
- Всё хорошо, не волнуйся, я просто не выспалась, - сказала Лада, не сводя стеклянных глаз с тротуарных луж, в которых отражался слепой свет неспящих окон. Окна на центральных проспектах редко спят, всю ночь они щурятся в тёмную муть дорог, неба, воздуха, гуляющих толп. А за этими окнами кто-то живёт, кто-то ссориться, кто-то пьёт пиво или чай, кто-то целуется, кто-то спит перед телевизором, и никто не думает, что сейчас кто-то из гуляющих по проспекту смотрит именно в его окно и пытается понять, кто и как там живёт. Это ведь всего лишь обычная простая жизнь этого человека, и ему даже сложно представить, что у кого-то жизнь такая же, или другая, или её нет… Он живёт на центральной улице, ссориться, пьёт чай или пиво, целуется, спит…
- Ты о чём-то сейчас думаешь? – то ли спросила, то ли утвердительно сказала Мара и замолчала в ожидании ответа.
- Тебе действительно интересно? Я просто смотрю вниз, просто вижу мокрый асфальт, мокрый свет, мокрые дома. О чём я могу сейчас думать? – вдумчиво ответила Лада, но в её голосе почувствовалось лёгкое раздражение и паника:
- Какой странный вопрос? Выходит, я себя обманываю, я ведь думаю о чём-то? Что я сейчас хочу? Куда я иду? С кем я? – она спрашивала себя, провожая взглядом в луже отражение фар, проезжающей мимо машины, - Холодно…
Как будто прочитав её мысли толпа стала потихонечку внедряться внутрь клуба. Лада тяжело поднялась по гранитным скользким блестящим ступенькам за всеми.
Мара чувствовала себя в «Арене» как дома. Едва зайдя, её облепили всевозможные друзья, удивительно искренне радовались встречи с ней, спрашивали как дела.
Лада встала в угол фойе, сняла гитару с плеч и поставила её на пол перед собой. Облокотившись рукой на гриф в мягком старом чехле, она смотрела на Мару, которая поминутно делала то серьёзное, то до слёз милое весёлое лицо, чувствуя, что её тут любят и ждут, что здесь на неё смотрят. Хотя, как и во многих других местах…
- Хочу я так или не хочу? – думала Лада, – это же так тяжело, но так здорово! Может это у меня такая зависть? Или я опять себя обманываю…
Мара отошла от толпы и посмотрела на удивлённую подругу, видевшую её исподлобья:
- О чём ты с ними разговариваешь, их же много? Как можно разговаривать с толпой, это же бессмысленно?!
- Я не знаю, о чём. О чём обычно…
- А-а-а, это когда к тебе подходят, радуются тебе, целуют – обнимают, а потом наивно спрашивают: «Как дела?», или: «Как твоё ничего?», ну и на худой конец: «Как жизнь?». А ты так мило улыбаешься и отвечаешь: «Ничего, потихонечку. Живу вроде», и все такие счастливые, довольные, мол: «Вот и поговорили! Мы друзья! У нас родственные души и куча общих тем для разговора!», - Лада неожиданно для себя разозлилась и завелась, ей как-то быстро пререстало хотеться вот так жить, и быстро она нашла ответ на вопрос: «Надо ли мне это?».
- Да ладно тебе, не грузись, к людям надо относиться проще, а к жизни – ширше, - Мара взяла Ладу за холодную руку, сняла её с гитарного грифа и помогла снять промокшее пальто, - а теперь пойдём, повеселимся по-человечески. Забудь всю эту ерунду, надо меньше думать, а то скоро треснешь от мыслей, вон и ребята наши все уже в зал потянулись, - Мара рассмеялась так заливисто и свежо, что нельзя было не поддаться на её уговоры.
* * *
Глава пятая.
Где в толпе одиноко.

В зале было шумно, темно и душно. Кругом стоял дым от сигарет и запахи разлитой водки. Страшно резало глаза. Народу было много, но войдя в зал ты начинал чувствовать себя одиноким и бесполезным, вокруг тебя были не толпы людей, а всего лишь тени, тёмные фигуры, которые общались между собой, нагибаясь вплотную друг к другу и что-то пронзительно крича. Этого крика не было слышно из-за музыки, казалось, что все эти фигуры немые, не издающие абсолютно никаких звуков. Не было слышно ни шагов, ни звуков дыхания, ни голосов.
На всех концертах общаться невозможно, но людям то хочется поговорить. Они стоят и пытаются общаться. Ты слышишь, что тебе говорят что-то, потому что над самым ухом раздаётся пронзительно-высокий нечленораздельный крик. Ты выкрикиваешь: «Чего?», а в ответ тебе раздаётся ничуть не лучший звук. Но чтоб не переспрашивать ещё раз, ты либо одобрительно киваешь головой, либо делаешь многозначительное лицо. Ты знаешь. Что в такой ситуации ничего особо серьёзного тебе не скажут, и любая твоя гримаса подойдёт по смыслу: и собеседник не обиделся, и общение состоялось.
Именно так Мара кричала ладе в ухо, а Лада поначалу мило многозначительно улыбалась, а потом, когда ей надоел этот «глухонемой» разговор, просто прокричала « Я ничего не слышу», махнула рукой и пошла в гущу толпы перед сценой.
На сцене мило стояли четыре пацанёнка, одетые в джинсы, стояли и мило играли. Музыка была тяжёлая, простая и неинтересная, народ в первых рядах прыгал и бодро размахивал майками, те кто стоял подальше взирали на всё, сложив руки на груди с видом ценителей. Лада не хотела себя причислять ни к тем, ни к тем, огляделась и стала выходить из толпы. Чехол с гитарой цеплялся за людей и вдруг неожиданно начал тяготить её плечи.
«Как быть?», - спросила вслух Лада, но её всё равно никто бы не услышал, даже если б она этого захотела.
И она вышла в фойе, постояла там минуту, подумала о чём-то и вышла на улицу.
Там была всё такая же весенняя ночь, правда дождь уже закончил моросить, но фонари точно так же отражались в лужах. В пятидесяти метрах от входа была дорога, чёрная и мокрая, но в тёмном блеске асфальта жили извивающиеся огоньки фар, фонарей, витрин. Вечером, совсем поздно, проезжающие машины какие-то особенные: это такси, развозящие по домам загулявших, это скорые, милицейские патрули и просто непонятные люди, которые тормозят около одиноко идущих барышень и предлагают подвезти. Но когда смотришь на эти машины с обочины, кажется, они едут вникуда.
Лада сидела на мокрых грязных ступеньках на корточках и смотрела на ночь, курила, выпускала облака сигаретного дыма, которые растворялись в тоскливом одиноком воздухе. Воздух был действительно одинок, как и вся эта ночь, как и всякий, попавший в неё.
«Вот он, большой город, в темноте, не спит, но всё же видит сны, параноические, тяжёлые и сырые… Как я…», - думала Лада и цеплялась глазами за окружающий её мир, чутко вдыхая его горькие горелые запахи.


* * *


Глава шестая.
Где всё происходит в чужой жизни.

Лада, валясь от усталости, зашла в первую попавшуюся комнату: из окна лился напряжённый лунный свет, в котором расплывались чёрные тени мокрых деревьев. Этот свет ложился на старый диван в углу комнаты, старый деревянный шифоньер, маленький столик и на разбросанные по полу рукописные и печатные бумажки. Пройдя по бумажкам пьяными шагами, Лада легла на диван и закрыла глаза. Пока она сидела на кухне, глаза слипались, и в голове истерично билось желание уснуть. Сейчас же, когда Лада лежала в лунном свете с закрытыми глазами на старом диване, сон никак не приходил к ней, а лишь мучил её своим приближением. Неожиданно раздался скрип двери, и Лада почувствовала чьё-то присутствие. Голову поднять она не хотела да и не могла, так как в тот момент голова была забита желанием уснуть, но было очень любопытно, кто же мог пожаловать в такой неподходящий момент.
- Лад, тебе нехорошо? - Лада отчётлива услышала ласковый голос Романа. Роман держал свою ладонь у неё на талии, и лунный свет крался и лизал её. От его руки на пол падала тень, он смотрел на Ладино лицо, освещённое луной, в котором бегали мёртвые души, качающихся за окном деревьев и ослепшего фонаря. Лада не отвечала, она лишь как будто улыбнулась, но даже не губами, и даже не открывая глаз. Она улыбнулась там, далеко, где-то под спокойно опущенными веками. Бас почувствовал эту улыбку и нагнулся над её лицом, над её губами.
«Ладочка, хорошая моя, - думал он, вглядываясь всю глубже в закрытые веки, - ну вот мы и вместе, вот мы и вдвоём. Только сейчас живу я, только этим, только тобой. Мне холодно, холодно и душно здесь, без тебя, а ты сейчас передо мной, ты улыбаешься, от тебя пахнет водкой, сигаретами и лимоном, это запах жизни. Обжигает он страшно, но готов я дышать тобой вечно… Так как пахнешь ты – пахнет жизнь, моя жизнь…». Роман нагнулся и коснулся губами сухих сжатых бесцветных губ Лады.
Не может быть жизнь такой, не может она пахнуть сигаретами и лимоном. Разве это жизнь? У жизни, которою ждала Лада не было запаха, а был только ритм: чёткий, глубокий, быстрый.
- Рома, это ты? – тихо спросила Лада и открыла глаза.
- Да, девочка, это я, ещё раз спрашиваю: тебе нехорошо? – полушёпотом произнёс он.
- Нет, мне наоборот, очень даже хорошо, - она выгнула спину и неестественно расхохоталась истерическим пьяным смехом, - Мне хорошо, просто замечательно, просто, просто, всё супер!
- Ты перепила, что ли? – Роман вздрогнул от этого неожиданного приступа.
- Да ладно тебе, всё хорошо! – Лада успокоилась и посмотрела на Баса серьёзными глазами.
- Ну как хочешь… Может тебе чего-нибудь надо? – спросил он. Рука лежавшая на талии стала тяжелее, но Лада не хотела и не могла двигаться. Роман обнял её второй рукой и перевернул недвигающуюся Ладу на спину, поглубже сев на диван. Нагнулся и стал целовать её лицо.
Лада лежала и смотрела на него спокойными бессмысленными глазами, плотно сжав губы:
- Чем это кончиться? Тем что я отвешу ему по мордасам или все тки приму эти намёки, а потом утром сошлюсь на чрезмерное количество выпитого. Главное чтоб при втором случае отношения не испортились, как это случается обычно: вроде всё хорошо да по обоюдному желанию, а потом что-то необратимо портиться и меняется, сначала вы ещё общаетесь как ни в чём ни бывало, потом как-то очень быстро всё идёт на спад, и через несколько дней вы уже не здороваетесь. Хотя друг о друге думать хуже не стали, просто как-то так оно получается. А, была не была, - прикинула Лада и разжала уже онемевшие губы.
Роман этого и ждал, руки его заскользили по белой гладкой груди, от которой пахло сигаретами. Когда губы его оказались в районе Ладиного пупка, то она впервые зашевелилась и стянула с себя уже порядком измятые штаны:
- Похрен, всё равно, это не я, - печально подумала Лада.


* * *
Глава седьмая.
Где всё получилось до обидного как обычно.
- «Не я, не я» - что за глупости. Вроде даже я, только не соображающая, - думала Лада утром, уезжая в гордом одиночестве на раннем выходном автобусе домой. Квадратный со своей Оксанкой остались в городе ещё, на обед у них был запланирован культурный поход в какую-то пивнушку, после – посещение ещё какого-то концерта, не такого массового, как вечером в «Арене».
Такие концерты, которые проходят в воскресенье вечером, немноголюдны и начинаются не так поздно, как пятничные и субботние. Они скучные и убыточные для организаторов, ведь завтра понедельник… Но сегодня то ещё воскресенье, ещё выходной, а в выходной, как водиться, надо отдыхать. Вот так вот…
Лада такие концерты не любила да она вообще не любила концерты, как она понимала сейчас. Может потому что голова с утра болела, может быть из-за Романа (хотя он то тут и ни при чем?), а может из-за того, что ни смотря ни на что, она была там чужая, лишняя. Суета вся эта вдруг стала неожиданно раздражать. Раздражать и отвлекать от жизни, от своей жизни. Разве суета – жизнь? Нет. А почему же так казалось раньше? Лада этого не могла понять ни для себя, ни для ответа кому-нибудь. Всё это была лишь с у е т а!
- А чего это мне вдруг стало жалко Романа? – задала неожиданно себе вопрос Лада и вспомнила, как они расстались утром. Они проснулись на разных концах кровати, в голове было тяжело и пусто (пустота тоже может быть тяжёлой, зачастую она даже тяжелее, чем присутствие чего-то в голове), по телу бегали мурашки неприязни, а глаза открывать было просто стыдно. Почему? Ведь делая это, Лада чётко пообещала себе, что «как обычно» не будет, а оно вон как вышло – как обычно… Она до сих пор не могла понять, что же чувствовал к ней Бас, кем она была для него: дорогим другом, подружкой на вечер ( на выходной вечер раз в неделю?), или он её действительно любил, и просто тогда не смог скрыть этого? Да уж, вряд ли любил, вряд ли использовал, и другом не был, ведь друзья они не смотря ни на что продолжают дружить и какая-то мелочь, как «дружеский секс» не должна ничего испортить. Но почему-то всегда так. Почему всегда так? Ведь вроде всё тоже. Начинаешь всё сваливать на противоположную сторону, мол, я бы и рад всё вернуть, но вот она видимо обо мне нынче уже не такого мнения, как была раньше. А она в свою очередь думает: «Я и рада бы оставить всё по старому, но ведь он ко мне сейчас так плохо относиться». И так люди, друзья, знакомые перестают здороваться, а потом и замечать друг друга, а потом и вспоминать начинают крайне редко, но все-таки вспоминая, сожалеют. Это радует.
И Лада знала, что с Романом она больше не увидится, а может быть и увидится, но не скоро, и видимо, чем больше пройдёт времени, тем меньше будет вероятность, что они поздороваются. А может оно и к лучшему?
- Ай, всё равно обидно. Да пошёл он, - вдруг пришла к выводу Лада.
Автобус ехал по сырым холодным улицам, сквозь воздух. В нём было пусто и тихо. Ехало только несколько человек. Было рано, был выходной.


* * *

Глава восьмая.
Я всё понимаю!

Лада вдруг, совершенно неожиданно, захотела домой, в свою прокуренную кухоньку, чтоб там опять в спортивных мятых штанах перед ней сидел квадратный, ковырялся сигаретой в пепельнице, грустно посматривал в пустой грязный стакан, а она, Лада, в желтоватой растянутой майке сидела бы с гитарой в обнимку, и смотрела бы в окно. Ей стало больно и неприятно оттого, что Квадратный был сейчас в городе со своей Оксанкой. Только сейчас она начала понимать, как дорог ей этот человек. Пусть он не любил её, это не важно, лишь бы он сидел с ней на кухне, курил и разговаривал. Пусть бы он только смотрел на неё, не хотелось Ладе ничего большего. Всего этого было достаточно, ведь в такие моменты можно забыть, что он не любит её, можно представить себе всё что угодно!
Это и была жизнь. Лада поняла – что для неё жизнь! Не город, не Бас, не Мара, не концерты, клубы, музыканты. Жизнь – это то, в чём ты живёшь, в чём ты плаваешь, а не в чём ты тонешь, путь даже это и интересно, опасно, захватывающе. Жизнь – это там где ты держишься, где тебя держат.
А они все там! Ну и дураки! Зато я живу! Я дома! Мне хорошо! А они же все вернуться, и всё вернётся! Только вернётся не то, что было, а то, как должно было быть всегда!
Хотя, что значит «должно»? Кто решает это «должно»? А «должно» - это так, как тебя приятно, как тебе хочется, как ты можешь. Это то – в чём ты можешь придумать себе что угодно, ничуть не смущаясь и не боясь. Тебе по-прежнему будет хорошо. Увы, в тех местах где мы чужие, мы не можем придумать ничего, что бы нам стало легче, мы всего лишь будем пытаться выдать себя за кого-то, но не за себя. Хотя, кто такой «ты»? И какой «ты» настоящий, какой искусственный? Это решаешь сам, и только для себя.

Лада сидела на самом последнем сиденье автобуса, обнимала чехол с гитарой и смотрела себе под ноги. «Скоро, скоро дом, - думала она, - я приеду, я высплюсь, я обязательно устроюсь на работу! Я раздам все долги! Я заплачу за квартиру! Я выйду замуж! За кого? Да за кого угодно, лишь бы я ЛЮБИЛА, любила его, ведь как много людей достойных любви, почему я не замечала этого раньше? Я наведу порядок в кухне, я вымою окна, я постираю простыни, я выкину бутылки. У меня ещё столько времени, что бы просто жить, и я буду просто жить!»
И если б кто-нибудь спросил её, о чём она сейчас думает, то она бы слово в слово рассказала то, в чём была абсолютно уверена, то, что она только что поняла.
Автобус ехал мимо пригородных стоянок, круглосуточных сонных заправок, мостов, деревьев, автобус ехал через утро, холодное живое утро, за пределами которого просыпался город.



Глава девятая.
Где всё вместо послесловия!

- Привет. Как поживаешь? – Ваня стоял на пороге Ладиной квартиры с бутылкой пива.
- Знаешь, неплохо. Давно не виделись, - задумчиво, не без грусти, ответила Лада, вытирая полотенцем мокрые волосы.
- Можно зайти? – Квадратный достал из кармана вытертой кожаной куртки ещё одну бутылку пива и протянул Ладе.
- Да, конечно…
На улице в это время стоял конец мая, дни были длинные-длинные, тёплые и ласковые. Пахло на улицах уже как летом: чуть-чуть гарью, чуть-чуть сыростью, чуть-чуть цветущими деревьями и одуванчикам, чуть-чуть песком и пылью. И сильно пахло солнцем. Таким ораньжево-жёлтым закатным солнцем, которое кидает блики на всё вокруг, обволакивает нежно-нежно; и асфальт такой нежно-серый, и с виду как будто мягкий…
Все окна Ладиной крохотной квартиры были открыты настежь, в них лился этот густой светлый воздух, и даже в комнатах стоял этот одурманивающий уличный запах. Этот запах перебивал запахи прокуренной мебели и выдохшегося пива. Лада с Квадратным сели на кухне, почти как обычно. Как обычно закурили и одновременно посмотрели друг на друга.
- Не знаю как ты, а я по тебе соскучился, - небрежно сказал Квадратный.
- Да, пожалуй, мы не виделись уже достаточно давно, чтоб соскучиться. Правда я не особо скучала. Дел было по уши, - Лада отвернулась к плите и сняла с неё закипевший чайник, - как Оксанка?
- Да она в город переехала. Ты разве не знаешь? – Ваня попытался сделать безразличное лицо.
- Ага, что-то такое слышала. Ты видимо теперь часто в центре зависаешь? Когда переезжаешь? Работу уже там нашёл какую-нибудь?
- Нет, Лад, Оксана ведь к Басу переехала, Мара то от него в конце концов ушла, квартиру на окраине снимает.
- К Роману! - Лада сделала страшные глаза.
Эмоции она свои старалась скрывать в течение всего этого разговора, пыталась показаться деловой и безразличной. Ваня тоже не хотел показать, что расстроен выбором Оксанки и рад долгожданной встрече с Ладой. Между ними сейчас имел место маленький мерзкий бездарный спектакль…
- Как это могло получиться? Ёлки-палки! Она, надеюсь, просто у него вписалась?
- Ха, наивная! – Иван постарался улыбнуться, но получилась грустная ухмылка – он её к себе сам пригласил, сказал, что любит её, - глаза Квадратного стали бегать по кухне, сигарета в пальцах стала дрожать, - он это сказал, после того как… Короче, ладно, Ладочка, давай-ка мы с тобой водочки выпьем.
И из бездонных на алкогольные и слабоалкогольные напитки карманов появилась ещё и чекушка водки. Лада встала и достала с полки две потускневшие рюмки с толстыми стенками.
- Ладка, слышь, Ладка… О чём ты сейчас думаешь?
- Вань… Я не понимаю, о чём, но могу сказать: Я тоже скучала по тебе. Я рада, что ты пришёл, я так часто это представляла. Пусть всё это будет так. Каждый из нас сделал свой выбор.
- Ты не права. Я ещё свой не сделал.
- И ладно. Давай выпьем, - рука Лады потянулась к бутылке, но Квадратный взял её за худенькое запястье.
- Подожди. Я ведь тебя не люблю. Все равно не люблю. И ты это прекрасно знаешь. Чего же ты хочешь?
- Я? Я ничего не хочу. Это ты чего-то хочешь, - Лада стала тихо стервенеть, не страшно уже стало ей называть вещи своими именами, - зачем ты пришёл?! Что?! Краля бросила, променяла, так ты ко мне под юбку лезешь, прячешься? Но при этом ещё и мимоходом извиняться пытаешься? Мол, прости, пойми, давай я тут пережду душевные мучения, но делать я буду то, что хочу, так как не люблю! Так?!
- С чего ты взяла? – Квадратный несмотря на всё был спокоен.
- Ха! С чего? А на кой ты сейчас пришёл? Мы два месяца не виделись… - Лада стала потихонечку утихать. Она все-таки поняла о чём говорил Квадратный.
- Знаешь, я знаю, ты не любишь играть словами, но иногда это делаешь. Давай я тебе скажу одну вещь: об этом вслух не говорят. Это пока единственная оставшаяся вещь, о которой не говорят вслух. Ты неглупая, очень неглупая и должна понять. Ты же спрашивала о чём я думаю. Знаешь, я не знаю. Я только знаю, что я к тебе пришёл, я сейчас сижу перед тобой. Ты ведь этого хотела? Я тебе сказал правду, я тебя не люблю. Но я же здесь. В отличие от тебя, я знаю о чём ты думаешь, поэтому никогда и не спрашиваю. Поняла? Ты всё поняла? Не об этом ли ты думала, когда я встречался с Оксанкой. Я же был с тобой и тогда. И через два месяца я опять вернулся на эту табуретку.
- Хорошо. Не стоит меня жалеть. Хотя, постой, пожалей… Мне так проще жить. Я поняла почему ты пришёл. Наверное об этом не говорят вслух, потому что не могут найти слова. А если они и есть, то слова эти могут быть обидным, хотя по сути они не такие обидные. Давай мы действительно не будем формулировать, ставить грубые рамки, ведь оно очень нежно, гибкое, это то, что надо беречь, оно может улететь или погнуться.
- Лада. Поняла. Давай выпьем. Налей.

* * *
Наверное нет смысла что-то говорить, оборачивать в рамки грубых слов то, что живёт лишь в голове. И о чём думают в таких случаях?
То, о чём думают, нельзя так безжалостно лепить, запихивать в грани, придавать форму. Пусть оно просто живёт, пусть еле-еле, потихонечку, но все-таки дышит.
Ведь такое чувство имеет право существовать, как существует любовь и просто жизнь.

На главную
Напишите мне